– Не-а. Откуда ему взяться? Складов вооружения года полтора как нет.
– Жалко. А то у меня, кроме финского ножа, нет ничего.
– А вы из каких будете? – осмелился наконец полюбопытствовать часовой.
Саша достал из кармана гимнастерки солдатскую книжку убитого связного-мотоциклиста. Люди почему-то больше верят документам с печатями.
– Терехин Алексей Митрофанович, – прошептал Иван и вернул Саше книжку. – Так вы уж старый совсем.
Саша чуть не подавился сухарем.
– Это не я старый, это ты молодой.
– А вы коммунист?
– Не удосужился, – коротко ответил Саша.
– А вот я – комсомолец, – часовой показал на красный значок, приколотый к груди.
– Вы, Алексей Митрофанович, из какого же рода войск?
Врать почему-то парню не хотелось, хотя проще всего было сказать – из пехоты.
– Диверсант я, Ваньша.
Парень от удивления округлил глаза.
– Не слыхал я о таких войсках.
– О чем на складе услышать можно?
Иван обиделся и замолчал.
– Не дуйся. Войска, можно сказать, секретные, подчиняются Генштабу, потому ты о них и не знаешь.
– Так вас чего – в тыл к немцам с особым заданием забросили? – Глаза у часового загорелись.
– Нет. Я в окружение попал, повоевать немного успел, а потом на тебя вот вышел.
– И немцев живых видели?
– Как тебя.
– А самому убивать довелось?
– А как же – даже вот этим ножом.
Часовой со страхом посмотрел на нож, воткнутый лезвием в стол.
– Так вы же им консервы открывали!
– И что с того? Одно другому не мешает. Я привык, и ты привыкнешь. Слушай, разморило меня. Я вздремну немного, а ты поохраняй – тебе не привыкать.
За прошедшие дни Саша устал, вымотался, наголодался. А сейчас поел и, почувствовав себя в безопасности, расслабился. Веки закрывались сами. Он улегся на жесткий топчан, на котором наверняка отдыхала караульная смена, и мгновенно провалился в сон.
Проснулся он оттого, что солнце все так же светило в окошко караульного помещения. Рядом кто-то заскрипел табуреткой. Саша вскинулся, схватился за ножны, однако нож был воткнут в столешницу. Фу-ты, это Иван за столом сидит – аж испугал!
Рот у Ивана был до ушей.
– Здоров ты спать, Алексей Митрофанович! Сутки ведь проспал!
– А ты не загибаешь? – не поверил Саша.
Но похоже – не врет. Чувствовал себя Саша отлично – выспавшимся, отдохнувшим, полным сил. И снова голодным.
– Угощай, хозяин!
– Ну ты и диверсант! Только спать и есть горазд!
– Не сомневайся. Диверсант настоящий, сам потом убедишься.
– Так вы меня с собой берете?
– Что значит «беру»? Мы этот склад своей базой сделаем – хотя бы на первое время. А что? Крыша над головой есть, печурка в углу стоит, консервов на складе полно. Чем не база? Оружие сами раздобудем – чай, руки пока не отсохли. Единственное «но» – уходить от базы далеко надо будет. Нельзя немцам вредить по соседству – вычислят быстро. Собаки у них есть, сам убедился. Еле ушел.
У Ивана округлились глаза.
– Расскажи, Алексей Митрофанович.
– Чего ты меня по отчеству величаешь? Я не командир над тобой. Мы оба – бойцы РККА, вот и зови по-простому – Алексей.
– Хорошо. Да ты ешь! – Иван подвинул к нему сухари и открытую банку рыбных консервов.
Саша ел не спеша – все-таки он был уже не такой голодный.
– А что сказать, Ваня. Наша часть под Рогачевом стояла. Ночью разведка немецкая в наши окопы пожаловала, а я из блиндажа оправиться вышел. Дали мне по башке и поволокли к себе – вроде «языка». Я вовремя очнулся и этим вот ножом обоих и порешил. По оврагу пошел – думал к своим выбраться, а вышел в немецкий тыл. Немцы, видно, своих убитых разведчиков нашли, собаку по следу пустили.
Саша намеренно рассказал не все, не упомянув эпизоды с захватом танка и обстрелом бронепоезда.
– И от собаки ушли?
– Ага! Ручей попался, так я по нему и ушел.
– Здорово! А вообще-то вам, Алексей, умыться бы не помешало – лицо черное от копоти.
Иван подошел к тумбочке, достал и протянул Саше маленькое зеркальце. Саша посмотрел в него и замер. Неужели это он? Лицо в ссадинах, в пороховой копоти от стрельбы в танке, щеки обросли изрядной щетиной. Как есть бомж!
Видно, последнее слово он вслух произнес, потому как Иван переспросил:
– А кто такой бомж?
– У тебя где-нибудь умыться можно? – Алексей сделал вид, что не расслышал вопроса.
– Ручей рядышком. Пошли, покажу.
Саша сначала вымыл с мылом лицо и руки, а потом залез в ручей и помылся весь. Не одеваясь, держа в руках сапоги и грязное обмундирование, ввалился в караулку.
– Вань, ты говорил, что второй склад с обмундированием? Одень меня в чистое.
– Гулять так гулять, – поднялся со скамейки Иван, – идем.
Саша подобрал себе нательную рубаху, трусы, а не кальсоны; гимнастерку, брюки-галифе и портянки новые, а то старые от грязи и пота больше на тряпки были похожи, и впервые за несколько дней почувствовал себя человеком.
– Вань, мне бы побриться теперь.
– Это мы мигом!
Иван достал из тумбочки безопасную бритву, помазок, подогрел на печке воду в жестяной кружке. Саша сбрил щетину, с удовлетворением провел по щекам ладонью. Совсем другое дело!
– Ну что, Ваня, пройдемся по округе?
– А склады как же?
– Ты дужки замков в проушины вставь, чтобы зверье продсклад не разорило. Да, штык с винтовки сними – он только мешать будет.
Саша подождал, пока Иван закроет створки ворот на складах. Сам же обдумывал, куда податься. Железная дорога, по которой бронепоезд шел, километрах в пяти-семи слева осталась. Вот туда и надо наведаться. У немцев пока вся жизнь вертится вокруг дорог – шоссейных, железных. Вперед прут, силу чувствуют, куража еще полно. Думают до осени Москву взять! А вот зарядят дожди, грунтовки превратятся в болота. Когда же морозы ударят да снег пойдет, тогда для немцев совсем беда будет. У них же техники полно, которая к нашим суровым условиям не приспособлена.