Саша изорвал в клочья солдатскую книжку и швырнул обрывки в кювет. По-хорошему надо было бы избавиться и от пистолета – по номеру можно определить владельца. Но оставаться бе-зоружным так близко от передовой не хотелось.
Он проехал еще. Показался мост через Днепр и указатель «Жлобин». Саша проскочил через мост и тут же был остановлен на заставе.
– Пакет из штаба армии, срочно, комкору Петровскому! – он похлопал ладонью по сумке.
– Так штаб корпуса под Рогачевом.
– Как мне проехать?
Старшина, как старший, объяснил, и еще через полчаса Саша въезжал в город.
Слева доносился шум боя. Громыхали пушки, едва прослушивалась пулеметная стрельба. «Километра три», – определил Саша.
Доехав до центра, он нашел штаб в здании бывшей школы и вручил пакет офицеру.
– Свободен, боец!
– Есть!
Саша вышел на крыльцо и остановился в раздумье. Пакет доставлен, и что делать дальше? Понятно, контрнаступление корпуса, сколь успешное в начале, столь и обреченное. Слишком неравны силы.
На крыльцо вышел коренастый, с пышными усами командир с орденами Красной Звезды и Красного Знамени и медалью на груди. В самом начале войны награды были редкостью. За ним шли другие командиры. Они остановились недалеко от Саши.
– Товарищ комкор, не удержит полк позиции без артиллерии! – доказывал командиру какой-то майор.
А, так это он самый Петровский и есть! И не знал тогда Саша, что жить комкору остается месяц. Когда немцы подтянут дивизии из-под Минска и возьмут в окружение его корпус, Петровского назначат командиром двадцать первой армии. При прорыве кольца, в три часа ночи, находясь среди воинов сто пятьдесят четвертой стрелковой дивизии генерала Фоконова, Петровский получит смертельное ранение у деревни Слепня. И еще семь километров бойцы его корпуса будут нести его тело, а похороны состоятся в братской могиле в деревне Старая Рудня.
Командиры ушли. По небольшой площади, скорее даже – широкому перекрестку, сновали военные. Связисты сноровисто тянули телефонный кабель, пулеметчики провезли «Максим» на колесном станке, проехала бричка, заполненная патронными ящиками.
Только Александр стоял, никому не нужный. Настоящий изгой. Подготовленный диверсант оказался невостребованным. И никому из начальства сказать о том нельзя. Какая, к черту, бригада спецназа? Нет у нас такой.
В корпусах если и слышали, то только о немецком полке «Бранденбург-800». Там служили настоящие диверсанты, отлично знающие русский язык, одетые в форму красноармейцев и вооруженные советским оружием. В первые дни войны немцы сбрасывали их на парашютах в наш тыл, где диверсанты усиленно резали линии связи, убивали командиров и сеяли панику в войсках, крича о прорывах немецких танков.
Так что напакостили они нам изрядно. И заяви сейчас Саша о службе в бригаде, запросто мог попасть под горячую руку. Ну нет в РККА диверсантов, они появятся несколько позже, и то в НКВД – тот же ОМСБОН полковника Старинова. Хотя Старинов, тогда еще капитан, начинал с боев в Испании.
Пока Саша раздумывал, на прилегающей улице громыхнул взрыв, следом, уже ближе – второй. Стоять и дожидаться последующих Саша не стал, он бросился бежать по прилегающей улице к окраине. Едва успел пробежать полсотни метров, как почти на том месте, где он стоял, прогремел взрыв, разнеся мотоцикл на куски.
Немцы вели обстрел городка из минометов – это Саша понял сразу.
Минометная мина – особенно на излете – издает характерный звук, нечто похожее на вой или свист, потому как летит медленно. Если услышал свист снаряда, то это не твой снаряд. Значит, он уже улетел далеко, и можно не опасаться.
И снова Саше повезло – он невредимым добрался до окраины, где залегли цепью красноармейцы. Наиболее запасливые, у кого сохранились саперные лопатки, успели отрыть себе неглубокие окопчики. Какое-никакое, а укрытие.
Едва он упал в воронку от снаряда, как прозвучала команда:
– В атаку!
Красноармейцы дружно поднялись, выставив примкнутые к винтовкам штыки, и побежали в атаку на вражеские позиции. С окраины их поддержали наши минометчики. Через головы наступающих, взрываясь на немецких позициях, полетели мины. Саша заскрежетал зубами. Не винтовки бы пехоте, а автоматы! Пока на трехлинейке затвор передернешь, немец из своего МП-40 уже полмагазина опустошит. И в траншее с винтовкой неудобно – длинная она, особенно со штыком, не развернешься.
Вот только у Саши из оружия лишь ТТ. Бойцы рядом бегут, стреляют, а ему чего стрелять? До немцев еще метров двести, куда сейчас попадешь из ТТ?
Впереди него, словно споткнувшись о невидимую преграду, упал убитый боец. Добежав до него, Саша оглянулся и быстро наклонился над убитым. Расстегнув на нем ремень, снял подсумок с патронами, саперную лопатку в брезентовом чехле и все это нацепил на свой пояс. Выдернул из руки убитого винтовку, открыл затвор – магазин пустой. Он загнал в винтовку новую обойму и бросился догонять цепь – с винтовкой все же спокойнее.
Вот уже видны головы немцев в касках, возвышающиеся над бруствером.
Саша остановился, прицелился, выстрелил. Точно попал, поскольку голова немца исчезла. Для трехлинейки двести метров – не дистанция. Голову в стальном шлеме навылет пробивает.
Слева и справа падали убитые и раненые бойцы.
Чем ближе к немецкой траншее подходила цепь, тем интенсивнее был автоматический огонь гитлеровцев.
Удачно ударили залпом наши минометчики, накрыв передовую минометным огнем. Огонь, пыль, грохот разрывов, крики раненых.
Пехота ворвалась в немецкие траншеи. Вот где пригодились штыки! Немцев кололи штыками, стреляли, били прикладами. Они пытались отстреливаться, но наша пехота озверела. Красноармейцы взялись за саперные лопатки – у кого они были – и орудовали ими, как топорами. В принципе, ВДВ и морпехи тоже не брезговали использовать в бою саперные лопатки еще во время срочной службы Саши. Их этому учили. Остро заточенная с боков лопатка – оружие в ближнем бою страшное, им можно нанести ранения просто ужасающие.